С Александром Васильевичем Медяником я был знаком лично и помню, как в нашу первую встречу меня потрясла та внутренняя сила, которая жила в этом седом, одноруком мужике. И еще вера в то, что прожил жизнь правильно. И любовь. С супругой, Анной Петровной они познакомились в школе диверсантов под Луганском весной 1942-го, и с тех пор не расставались. А когда началась война, сельскому пареньку из Краснолиманского района Донецкой области Саше Медянику было всего 17 лет. Но этого оказалось достаточно, чтобы принять главное решение, определившее его судьбу.
По его собственным словам, воевать хотелось очень. «Малолетку сначала не брали, но отбирали как - ты здоровый, чернявый и так далее, давай добавим тебе пару лет, годится? Конечно, годится, говорю, а то не дай Бог не возьмут, война закончится, не успею», - вспоминал Медяник. Побыв немного в партизанском отряде Михаила Карнаухова (бывший директор цементного завода в Амвросиевке, один из самых известных командиров в Донецкой области), Саша получил направление райкома комсомола в партизанскую школу IV Управления НКВД Украины. Находилась она под тогдашним Ворошиловградом, на Лысой горе, когда-то там был Дом отдыха работников паровозостроительного завода имени Октябрьской революции.
Обучение заняло около четырех месяцев - будущим партизанам преподавали рукопашный бой, радио, минно-взрывное дело, топографию, основы тактики. Осваивали иностранное оружие, в расчете на грядущие трофеи. После короткого обучения следовала заброска в тыл противника, где диверсантам предстояло собрать вокруг себя партизанские отряды или выполнять индивидуальные задания.
На случай непредвиденной встречи с немцами у каждого имелась легенда. У Медяника – «непробиваемая»: «Сын кулака Михаил Денисович Журавель, работал на товарной станции в Красном Лимане. В настоящее время иду в Львовскую область, где перед войной работал». Фамилию для легенды Саша позаимствовал у любимого школьного учителя. И сработало: в домашней коллекции Медяников остался «аусвайс», справка, выданная на оккупированной территории на псевдоним.
Но это было впереди. Как вспоминали позже воспитанники школы, заниматься приходилось по 10-12 часов в сутки. Всего с курсантами работали шестнадцать человек командного состава и тринадцать вольнонаемных. Вскоре их количество возросло до шестидесяти шести. Строгие учителя пытались максимально подготовить своих воспитанников к любым неожиданностям при выполнении боевого задания.
«Мы настолько уставали, что к концу занятий уже ничего не соображали, - писал уже после войны один из курсантов, Иван Кирилюк. - В голове был сплошной свист «морзянки». У некоторых девушек доходило до истерик. Мы превратились в какие-то автоматы, не способные ни на что, кроме как вслушиваться в «морзянку», стараться быстрее ее записать и мечтать о вечере, когда можно будет упасть на койку и спать, спать, спать». Ужин и отбой – в 23.00. Подъем – в 6.00. Но могли быть и ночные тревоги. Работали на передатчиках «Белка», РПО, «Север». Часто проходили занятия на местности. Курсантов разбивали на группы, и они должны были найти удобное место для радиостанции, укрепить радиоантенну и связаться с другой группой.
«Порядок был такой, что выбрасываться можно только с тем человеком, которому веришь. Я был молод... одним словом, решили мы с Анной Петровной лететь вместе, - в партизанской школе познакомились, так и осталась она моей женой», - рассказывает старый солдат. В партизанской школе и сыграли свадьбу, где посаженным отцом был Тимофей Строкач, с 1942 года - начальник Украинского штаба партизанского движения, а дружком и дружкой – земляк из Масляковки Костя Жихарский и Люба Шевцова, будущая «молодогвардейка».
Эту же школу окончили и другие будущие герои краснодонской «Молодой гвардии» - Василий и Сергей Левашовы, Виктор Третьякевич, Владимир Загоруйко, которые тоже учились здесь. Кстати, последний, несмотря на то, что был самым младшим среди курсантов, тем не менее, попал в группу особо одаренных. С ним занимались по ускоренной программе и по итогам учебы наградили именными часами. Сохранилась характеристика: «За время учебы на курсах радистов с 10 апреля по семнадцатое мая проявил себя как исключительно добросовестный и активный слушатель. Относится к учебе с большим желанием и упорством. Усвоил досрочно программу курсов. Отлично усвоил прием на слух и передачу на ключе, а также элементы радиообмена».
Перед выброской молодожены попали в Москву, которая запомнилась им пустыми улицами, где ветер гонял обрывки газет. За две недели, пока ждали правильную погоду, времени поглядеть на столицу было предостаточно. А кому-то повезло меньше. Костю Жихарского уже через два дня после окончания школы забросили под Валуйки, где его схватили и повесили немцы.
По словам Медяника, выброску проводили летчики полка Валентины Гризодубовой (то есть, 101 авиаполка авиации дальнего действия). Случилось это где-то в июле 1942 года. Прыгнули на границе Брянской и Черниговской областей. «Красная лампочка через 2-3 часа загорелась. Неожиданно прозвучал зуммер. Десантировались. И первая моя боевая операция прошла без выстрела. Вышли мы в село Чуровичи, а там никого нет. Сидит дед какой-то, спрашиваем: «Где все?» Он отвечает, что, мол, в школе, ее под церковь оборудовали, - вспоминает Медяник. - Заходим - полно людей. Я священника прошу, чтобы разрешил выступить. Он спрашивает кто мы, и как ответил я, что мы три дня как из Москвы, он аж подпрыгнул. А у меня воротничок белый, «сталинка», сам я молодой, народ заволновался, потом выкрикнул кто-то, что гул самолета слышал».
«И я выступил. В этих местах ходили стойкие слухи, что Красная армия разбита, что Москва пала, а из Владивостока англичане идут освобождать Украину. Оттого настроения были самые унылые. И я им сказал: все неправда, это геббельсовская пропаганда. Москва борется, Москва побеждает. Идут ваши освободители, ваши мужья и сыновья. Они несут вам свободу. Им надо помогать. Священник и певчие спели Красной армии «Многая лета». Люди плакали, они услышали слово правды. Из-за пояса достал, раздал листовки. Из деревни к нам в партизаны добровольно тогда пришли двадцать парней. И брехня, что в партизаны гнали под пистолетом», - в сердцах уже выпалил Александр Васильевич. Это были в основном, красноармейцы, оказавшиеся на оккупированной территории разными путями.
Так началась партизанская жизнь и долгая дорога через леса Черниговской, Киевской, Житомирской, Ровенской, Львовской и Волынской областей Украины. И вспоминая то время, дед заметно волновался. И было отчего - как забыть село, все жители которого были сожжены немцами заживо в деревянной церкви. Или голод в полесских болотах, когда окруженные партизаны выскребали сердцевину из лошадиных копыт...
Кстати, тогда спасла всех Анна Петровна. Вместе с двумя бойцами ночью она вышла через заслоны на окраину села, чтобы провести сеанс радиосвязи со Штабом партизанского движения и не «сдать» радиопеленгаторам местоположение отряда. Выбрали отдельно стоящее строение, залезли в подвал и развернули антенну. Аня вне расписания провела радиосеанс с Москвой, дала заготовленную шифровку, и в это время в дом вошли два вражеских солдата-связиста с катушкой провода и начали что-то делать.
Сидеть в кромешной тьме на промерзшей земле пришлось до глубокой ночи, после чего снова пробираться на болота, к своим. Александр Васильевич вспоминал, как деланно-равнодушно она сообщила ему что «все в порядке», а через час радистку стало бросать то в озноб, жар. В беспамятстве Аня закусывала в кровь губы и повторяла «все в порядке», «все в порядке».
Реакцией на радиограмму стал бомбовый удар по указанным координатам, и вместе со всеми больная девушка по пояс в воде, нагруженная снаряжением, выходила из разомкнутого кольца. А после 80-километрового марша в сельской хате сняла сапоги вместе с лоскутами кожи.
Вместе с перемещением фронтов, поползших обратно к западным границам, перемещались и партизаны, оказавшиеся на Западной Украине. О местном населении Медяник вспоминал с особыми эмоциями: «основная масса местных задурена, страшная нищета, хуторская система. Заходишь - в потолке дырка для выхода дыма, палят тут же. Заглянешь парню молодому в узелок, что он с собой принес, а там лыко для лаптей». Одной из задач партизанских отрядов была мобилизация, - поскольку немцы прошли Украину в начале войны очень быстро, по селам оставалось много молодежи. Происходило это, по словам моего собеседника, довольно оригинально: «Мы создавали военкоматы - ну, окружали село, чтобы не разбегались, - и приглашали в армию. Всякие были, кто мог - убегал в леса. Потом начали заводить чесотку, но мы их лечили и направляли в Красную армию».
«Альтернативные» партизаны - УПА и поляки из «Армии крайовой», - с красными «коллегами» вступать в бой избегали, «но фанатичный национализм влиял на население, на ту обстановку военную, - такую мысль высказал Медяник. «Был такой случай: идем по болотам, ночью, уставшие. Вышли на хутор. Попадали в хаты по десять человек, выставили часовых и заснули. Тут дед слезает с печи, в одном полотняном, попросился у часового сходить за сарай. Тот, мол, иди там… Дождался дед пересменки, а когда второй часовой задремал, зарезал всех сонных и сам удрал. И как мне поверить, что это были освободители неньки-Украины?», - покачал он головой.
Закончилась партизанская карьера Александра Медяника в должности заместителя комиссара соединения по комсомолу 27 марта 1944 года, в бою у села Старая Гута под Ковелем, на Волыни. Пулеметной очередью ему перебило левую руку, пули ударили в голову и ногу. «Лежу я, смотрю - уже танки немецкие идут. И с каждым ударом сердца кровь из меня цивкает. Сознание не терял, здоровый был. Решил застрелиться, чтобы в плен не попасть, достал пистолет, между колен зажал, послал патрон в патронник, - вспоминая это, старый партизан просто переменился в лице. - Застрелиться, но как? В висок - может соскользнуть, в рот - более надежно... Лежал так и рассуждал, а стреляться не спешил, жить хотел. Все вокруг мило так, леса… все хотел бы с собой забрать. Но, слава богу, смотрю - бегут ко мне два партизана с автоматами. Утащили меня в лес и потом буквально на руках перенесли через линию фронта».
Пока Медяника дотащили до госпиталя, началась гангрена, и врачи откровенно заявили, что жить ему осталось всего ничего. Может так бы оно и случилось, но то, что в результате он попал в Москву, где его спасли - воля судьбы, иначе не скажешь. Посудите сами: тех раненых партизан, кого не успели вынести с поля боя, немцы перетащили в сарай в том самом селе, обложили его соломой и сожгли... Завершая разговор, старый партизан сказал: «Вернулся я с пустым рукавом, это страшно, но главное - не с опустошенной душой».
К сожалению, его уже нет с нами. Александр Васильевич ушел на следующий год после юбилейного Парада Победы в Москве, где побывал в числе украинской делегации. Но мы помним…
Дмитрий Заборин