Из воспоминаний гвардии рядового взвода ПТР 1075 стрелкового полка 316 стрелковой дивизии Геннадия Васильевича Крупина "На безымянной высоте". Памяти курсантов Барнаульской снайперской школы": 27 января 1943 года меня призвали в армию. На исходе рабочего дня вручили у станка повестку: явиться в райвоенкомат. Прибыли в район 18 разъезда (сейчас это ст. Ползуново), где в бору располагалась Барнаульская 16 школа снайперской подготовки стрелков. И началась совсем другая жизнь. Военная...
15 октября 1943 года переобмундировали во все новое. После завтрака, всей школой пошли на железнодорожный вокзал. Шел крупный мокрый снег. Без суеты заняли телятники. Эшелон тронулся... Высадились где то в сосновом бору, шли только ночью, и на четвертые сутки добрались до станции Дарница. Входили мы уже в освобожденный Киев. Здесь нас зачислили в 316 дважды Краснознаменную Темрюкскую Стрелковую Дивизию, 1075 Стрелковый Полк. Шли опять только ночью, шли на запад. У деревни Мигалки заняли вторую линию обороны фронта.
Ноябрь, мокрый снег вперемешку с землей. Обливаясь потом, роем благодатную украинскую землю, урожай которой так и не был убран. Ночью закрепились на безымянной высоте. Утром осмотрелись: впереди шоссе Киев-Житомир, справа и слева - линия обороны.
- Сибиряки, - зазвенел голос начальника школы перекрывая гул вражеских самолетов.
- Запомните этот день! Отсюда наш путь пойдет до Берлина.
Мы запомнили этот день, но тогда еще не знали, что из семисот курсантов снайперского училища к концу пути в живых останутся единицы. Срок обучения курсантов был сокращен с двух лет до девяти месяцев.
- Ничего, товарищи курсанты, выпускные экзамены будете сдавать на поле боя! - напутствовал подполковник Груздев. Здесь, на этом рубеже, нам и предстояло их сдавать.
Груздев связался поочередно со всеми ротами, затем соединился с артиллеристами. Распоряжения отдавал ровным спокойным голосом. На всю жизнь запомнил я этого замечательного человека, сурового и мужественного воина, возглавлявшего нашу Барнаульскую снайперскую школу.
И вот началось. Гитлеровцы не жалели снарядов. Земля под нами ходила ходуном. Завывание, свист, рев, скрежет, лязг, гром, на головы падали комья земли и камни. От дыма и пыли стало темно. Жаркий смрад не дает дышать. И вдруг все стихло, и сквозь еще не рассеявшийся темно-черный туман мы увидели гитлеровцев. В полный рост, без единого выстрела шли на нас цепи автоматчиков, а на флангах двигались танки.
Комиссар Ковалев, покусывая травинку, словно наблюдая за обычным тактическим учением, говорит:
- Психическую затеяли, хотят нахальством взять. Думают, нервы у нас сдадут. Сейчас мы их за ставим поклониться русской матушке земле! За спиной забухали наши пушки. Во вражеских цепях начали рваться снаряды, образуя бреши в рядах атакующих, но те снова смыкались и серо-зеленая волна катилась на нас.
Донесся голос младшего лейтенанта Головко:
- Без команды не стрелять! Прицел - четыре! Целься в грудь! Бить по смотровым щелям танков. Гранаты бросать под гусеницы!
Спокойствие командира передалось и нам. Фашисты уже в ста метрах. Вдруг треснул одиночный выстрел. Это подал сигнал лейтенант. Следом грянул дружный залп. Из за танка выскочил немецкий офицер. Сильно стучит сердце. Плавно, как учили, нажимаю на спуск. Выронив пистолет, фашист упал. Я в каком то оцепенении жду, не поднимется ли он. Лежит на грязной дороге.
- Видал!? - я кричу своему первому номеру Володе Хмелю, но ему не до этого. Справа и слева курсанты укладывают на бруствер гранаты. А Володя из противотанкового ружья стреляет по танку.
Но вот ближайший замедлил движение наткнувшись на большой валун. Обходя преграду, машина поворачивается к нам бортом. В тот же момент Володя Куц из Барнаула всаживает ему бронебойную пулю в бок, а потом бьет по гусеницам. Танк закрутился волчком и задымился.
- Перебили зверюге лапу! - кричит Володя Хмель.
- Кончай его!
Из танка долбанули по нам в упор из пушки, мы едва успели спрятаться в траншее. Нас осыпало землей. Только дым рассеялся, Володя выстрелил в бензобак. Мы машем бронебойщику, смеемся от радости. Прицельно бьем по вражеским цепям. Фашисты жмутся к танкам. Уперев автоматы в живот, строчат по нашим окопам.
- Отсекайте пехоту! - кричит подполковник Груздев. Один танк шел прямо к нашему окопу. Володя кинул связку гранат, но не попал. Мы оба упали на дно окопа, а когда танк прошел, закидали его бутылками с горючей смесью. И еще несколько танков подбили бронебойщики. И тогда фашисты не выдержали и попятились назад. Первая атака была отбита.
Наступила тишина. Только потрескивали охваченные огнем колосья пшеницы. Пахло горячим хлебом. Сколько пропадает добра! Упиваться победой некогда. Надо восстанавливать разрушенные окопы, строить новые. Налетели «юнкерсы». Поутюжили наши позиции. И вновь показалась пехота немцев. Еще трижды враг пытался наступать, но к ночи выдохся в конец. И снова восстанавливали окопы, таскали гранаты, цинковые коробки с патронами. Живем! А значит будет новый бой...
Поспали около двух часов, не выпуская из рук оружия. Чуть забрезжил рассвет как в траншее появился лейтенант. Уже побрит, в чистой гимнастерке со свежим подворотничком, собрал нас на беседу. Разговор пошел о вчерашнем бое, о наших удачах и промахах.
- Погибнуть в бою - не хитра штука. Уничтожить врага и остаться в живых - вот подлинное военное мастерство. Командир еще не закончил беседу, как противник начал артиллерийскую подготовку. Затем показались фашистские танки, за ними густой цепью - пехота.
Наша артиллерия открыла беглый огонь, 45 миллиметровые выдвинулись на прямую наводку. Мы с сомнением поглядывали на них - уж очень маленькие эти «сорокопятки». Вдруг два танка загорелись, а были они еще далеко от нас. Вот так пушки-малышки! Тяжелый выдался день. Мы потеряли счет вражеским атакам. Вечером снова восстанавливали окопы и траншеи. Саперную лопату стали беречь пуще солдатского котелка. Поспать так и не удалось. Противник всю ночь вел артиллерийский огонь. Казалось, каждый клочок нашей обороны был перепахан взрывами снарядов. Отвечала и наша артиллерия. Дымом и пылью заволокло всю низменность.
- Попить бы, - стонал раненый боец.
- Крупин! За водой! - кричит старшина.
Собираю пустые фляги, выползаю из окопа. Еле добрался до ручья. Обратный путь показался еще более длинным. Дополз таща четыре фляги на ремне. А на месте окопа - большая воронка.
- Ну и везет Же тебе, Генка! - смеются бойцы.
- Только ты вылез из своей норы, а в нее снаряд попал, не нашел тебя и от злости взорвался.
Как из под земли выросла медсестра Анна Клименко. Передал фляжки ей, потому что раненым эта вода была нужнее...
С правого фланга подошли две «Катюши» и дали «концерт» по немцам.
- Вперед! - крикнул лейтенант, выскакивая из траншеи. Мы бросились за ним. Вдруг впереди упал снаряд и завертелся как волчок. Пошипел, разбрызгивая грязь, и не разорвался. Только поднялись,
рядом рванул другой снаряд. Ладонями зажимаю глаза, чувствую липкую кровь... В санчасти мне
оказали первую помощь, я стал видеть только правым глазом. Еще с двумя ранеными добрались до фронтового госпиталя...
А наши курсанты дошли до Праги, где и встретили так долгожданный нами день Победы.
***
В 2003 году у меня умерла жена, что бы не забыться, стал писать стихи, и несколько из них хочу вам зачитать.
Подвигу живых и павших участников великой битвы посвящается:
Была война, и если не задела,
То за душу, кого не погляди,
Она своим слепым крылом задела
Оставив пепел холода в груди...
---
Памятник Победы
Рядами строк посмертных списков,
Навечно выбывших солдат.
По всей России обелиски
Живым сегодня говорят:
«В нетленной памяти народа,
Пусть не забудется она.
Почти четыре долгих года,
В себя вобравшая война!»
Она запомнилась наверно,
Всем людям, меченым войной.
Не только летом в сорок первом,
И той, победною весной.
Четыре года – срок не малый!
Но для войны он и не в счёт.
Она другую меру знала,
Другой для времени отсчёт.
Да что там дни, часы, недели,
Секунды кратные вдвойне.
Когда в мгновения сидели,
И гибли люди на войне!
---
Война
Война, война...
Я помню все просёлки,
Которые я с боем прошагал.
Во мне, война.
Живут твои осколки,
Ношу под сердцем вражеский металл.
Война, война...
Во мне твои раскаты,
И скорбь твоя, и горечь вдовьих слёз.
Во мне, война.
Всегда со мной и дымные закаты,
И тишина обугленных берёз.
Война, война...
Во мне твои тревоги,
И кровь твоя в пожарах и в пыли,
Упали и подняться не смогли...
---
Фронтовой сестре
Это было, иль снится-
Я в атаку иду:
Всё гремит и кружится,
И воронки в снегу.
Может, это приснилось
Или было вчера:
Надо мною склонилась,
Фронтовая сестра.
Рядом еле живые-
Ещё трое лежат!
«Потерпите, родные,
Всех снесу в медсанбат».
Я смотрел онемело-
Шевельнутся нет сил,
Потому не сумел я,
Как зовут не спросил-
Таня ты или Катя?
Может пала в бою,
В каждом белом халате
Я её узнаю.
И сегодня в атаке,
Мы сестричка с тобой...
---
А это я сочинил для самого себя:
Не стыдно мне признаться,
Вернее будет – доложить:
Я снова молод! Мне тринадцать...
Осталось до ста лет дожить.
Года бегут, какая жалость,
Что нам назад их не вернуть.
Порой почувствуешь усталость,
И так потянет отдохнуть.
Но мой девиз: «не поддаваться!»
Своим годам скажу я «нет».
Ведь хочется же дождаться,
Когда мне стукнет сотня лет!
Дождусь! во что бы то ни стало!
Даю я сам себе совет,
Ведь до ста лет дожить осталось,
Каких то лишь тринадцать лет!
Ещё бы написал, да рука не даёт, да и зрение берегу. Извините, мои награды не велики: Орден Отечественной Войны 1 степени и двенадцать медалей. Это была наша победа, наша гордость, наше счастье...
Непридуманная история
гвардии рядового взвода ПТР
1075 стрелкового полка
316 стрелковой дивизии
Крупина Геннадия Васильевича
656906, г. Барнаул-34 ул.
ул. Зоотехническая, 57/3
тел. 67-10-78