Как и тысячи, мы всегда думали, что таксист Володя из "Бриллиантовой руки" - это и есть киножизнь Владимира Леонидовича Гуляева. А оказалось, у человека обширная фильмография: 41 фильм! А еще у человека обширный послужной список. Летчик-штурмовик 826 Витебского штурмового авиаполка 335 штурмовой авиадивизии, его называют самым молодым пилотом "не только в своей 3-й воздушной армии, но и во всей советской штурмовой авиации в годы войны". Так это или нет - судить не беремся. Но так или иначе, Гуляев - участник Парада Победы, с 1943 по 1945 год он совершил на своем Ил-2 60 боевых вылетов и награжден серьезными орденами. Сегодня у нас появилась возможность узнать, за что же именно.
Эксперты утверждают, что в среднем до сбития пилот Ил-2 успевал совершить восемь-одиннадцать вылетов. Леонид Гуляев из этой статистики несколько выбился. Летать он начал в ноябре 1943-го, а сбит был в конце 1944-го в районе Резекне во время штурмовки артиллерийских позиций. Пилот сумел посадить неуправляемый самолет на лес, но сам сильно покалечился. В полк вернулся только через три месяца, из госпиталя, после чего был допущен только к пилотированию По-2 при штабе, по местным делам. И лишь после неоднократных рапортов добился повторной медкомиссии и снова сел в штурмовик.
А в училище Гуляев действительно, был самым молодым, 17,5 лет. Возможно, для поступления замолвил слово его отец - подполковник Леонид Гуляев, служивший в РККА еще с 1918 года. Будучи заместителем начальника политотдела Молотовской (то есть, Пермской) авиашколы, он вполне мог лично лоббировать поступление сына.
"Наша авиашкола выпускала летчиков-бомбардировщиков, и летали курсанты на СБ. Сначала мы закончили программу на Р-5 и УТ-2, а потом, изучив и сдав все предметы по СБ, приступили к полетам на них. Уже все наше классное отделение вылетело на СБ самостоятельно, начали ходить в пилотажную зону. Было это осенью 1942 года. Еще месяц-полтора, и мы бы, получив звания сержантов, разъехались по частям. Но вдруг полеты прекратили. И вот по школе пошли блуждать слухи: нашу авиашколу переводят на подготовку летчиков-штурмовиков. Значит, теперь курсанты будут учиться летать на знаменитых «илах». К той поре «илы» уже успели завоевать себе громкую славу. Гитлеровцы, испытав на своей шкуре боевую мощь этого бронированного самолета, окрестили его «черной смертью».
Но как же учиться, когда в школе нет ни одного «ила»? Вся школа бурлила. То там, то тут возникали споры, пересуды, предположения, слухи. Но все сходилось на одном, что быть летчиком-штурмовиком и почетно, и ответственно. Ведь на «иле» все в твоих руках: и самолет, и мотор, и бомбы, и пушки, и пулеметы — буквально все. Если и заблудился, то тоже сам виноват. Да и потом СБ — устаревший самолет, горит, как свеча. А «ил» — современный, бронированный. В общем, все курсанты были рады предстоящим переменам. Ну, а мы? Мы уже ходили в выпускниках, и вдруг опять задержка. Но на сколько? Мы даже не знали, радоваться нам или огорчаться.
Но вот пришел приказ: выпускников первыми посадить за парту для изучения новой матчасти. А значит, и теории полета, штурманской подготовки. И тут уж никуда не денешься. Огорчайся или радуйся, а приказ есть приказ.
Выпускников было два классных отделения. Вот нам и объявили, что первыми к полетам приступят те, чье классное отделение лучше сдаст экзамен по теории. Началось соревнование. Подгонять нас не надо было. Целыми днями мы просиживали в классах, изучая различные предметы.
Как-то февральской ночью 1943 года нас подняли по тревоге и, ничего не объяснив, бегом направили на ближнюю станцию, что была от школы километрах в трех. На улице темень, мороз, вьюга. Прибегаем на станцию и видим: на железнодорожных платформах стоят разобранные «илы» — двенадцать машин. Нам нужно было снять их с платформ и притащить в школу. Никаких подъемников, никакой механизации. Все на себе. Разгрузку мы производили под руководством железнодорожников и наших инженеров. Потом покатили «илы» по занесенной метелью дороге к школе. Когда начало светать, все машины стояли на пришкольном аэродроме".
Первый боевой вылет, ж.д. станция Оболь, дорога Витебск-Полоцк:
"Но вот обстрел кончился. Я тут же вспомнил, что надо приоткрыть шторки радиатора. Потом, переключив СПУ, спросил у стрелка:
— Ну как, Вася?
— Ничего, нормально, — услышал в ответ. — Все в порядке.
— Посмотри, нет ли пробоин?
Через несколько секунд Вениченко ответил:
— Не видно. Вроде пронесло.
— Ну и отлично! С первым боевым крещением, так сказать, первым перекрестным огнем! — подбодрил я боевого друга. Впрочем, и себя заодно.
— Вас также, товарищ командир, — бойко ответил Вася.
Пора было готовиться к штурмовке: скоро железнодорожная станция. Есть ли эшелон на станции, нет ли, а мне все равно бросать бомбы здесь.
Снимаю с предохранителей все боевые системы, закрываю радиатор, оглядываюсь. Наши истребители идут высоко справа. Целое поле «одуванчиков» неожиданно вырастает вокруг нас. Трассы переплетаются в причудливые строчки. Мы маневрируем в кольце огня. Хотя видно, что станционные пути пусты, зенитчики неистовствуют. Им непременно хочется сбить наши самолеты, и они ведут ожесточенный огонь. Им ведь никто не мешает расстреливать нас. Они спокойно ловят в свои прицелы наши «илы», выпускают в нас тысячи снарядов, а мы в них — ни одной пули! Но вот ведущий разворачивается вправо и начинает обстрел станции. Я разворачиваю свой самолет за ним и пикирую. Через прицел ловлю здание станции. Поле «одуванчиков» и «вышивки» трасс перемещаются вместе с нами.
Но сейчас маневрировать нельзя: надо точно прицелиться, чтобы бомбы попали в цель. Нажимаю гашетки пушек и пулеметов, и трассы от плоскостей нашего «ила» тянутся к зданию станции, исчезая в нем. Чуть-чуть тяну ручку на себя и быстро нажимаю два раза на кнопку с буквой «Б». Освободившись от бомб, самолет как бы подпрыгнул и легко вышел из пике. Жаль, что невозможно увидеть результатов бомбежки — для этого надо разворачиваться. Начинаю маневрировать, бросая машину из стороны в сторону. Тут не опасно: ведущий далеко впереди. Наконец зенитки прекратили обстрел. Теперь надо догнать ведущего. Добавляю еще газу и начинаю приближаться к нему. Набираем высоту. Идем вдоль железной дороги ко второй станции. На высотомере около полутора тысяч метров.
С высоты полета уже видна станция. И опять шквал зенитного огня встречает нас. Казалось даже странным, что среди этих тысяч разрывов еще мы можем лететь. Ведь достаточно одного, а укрыться негде. Вот что значит маневр!
Ведущий начал пикировать, а мне пора за ним. Смотрю, на путях стоит коротенький состав из нескольких крытых товарных вагонов без паровоза. Доворачиваю и тоже перевожу в пикирование. Ловлю в перекрестие прицела полоску вагонов и открываю огонь из пушек и пулеметов. Бомб у меня тоже уже нет. Но есть еще эрэсы. Нажимаю кнопку, и с плоскостей срываются две огненные полосы. Они быстро удаляются от самолета, превращаясь в два светящихся клубочка, несущихся к вагонам. Вывожу самолет из пике и только тут замечаю, что вокруг нас густо рвутся вражеские снаряды. Опять кидаю самолет в разные стороны. Он то взмывает, то ныряет, как дельфин, несется то в одну сторону, то в другую. Но вот и этому урагану настал конец. Непроизвольно перевожу дыхание, как будто пробежал два-три круга с барьерами. Оглядываю приборы — все нормально и вода — всего сто градусов, а допускается до ста десяти. Опять набираем высоту. Не успеваю догнать ведущего, как опять начинается обстрел. На этот раз вместе со строчками трасс вперемешку с белыми «одуванчиками» появились большие, зловещие черные шапки разрывов. «Крупнокалиберные зенитки», — догадался я. Вдали виднелся город. «Наверное, оттуда бьют». Опять самолеты стали то взмывать вверх, то проваливаться вниз. Резко маневрировать нельзя: сейчас мы идем хоть и рассредоточенным, но строем. Надо обязательно видеть впереди идущий самолет.
Вот и станция, на ней ничего нет, пути пусты. Иду за ведущим в атаку. Открываю огонь по станционным постройкам из пушек и пулеметов. Нажимаю на кнопку эрэсов, и опять две огненные полосы, вырвавшись из-под плоскостей, уходят к земле.
Ведущий вышел из пике и заложил резкий правый разворот. Вывожу и я. А внизу слева городок, где-то там — неприятельский аэродром...
…Как-то там мой Вася? Надо его предупредить, чтобы смотрел в оба.
— Вася, как ты там?
В наушниках молчание. Что такое?..
— Вася, ты меня слышишь? Отвечай! Опять ничего. «Может быть, он ранен?» — проносится мысль. Насколько возможно оглядываю самолет. Вроде, никаких пробоин в плоскостях нет, но что там делается сзади, мне не видно. Опять вызываю стрелка:
— Вася, почему молчишь? Отвечай. Опять ни слова. Может быть, СПУ отказало? Да это ж я сам не переключил его. Поворачиваю рычажок и вызываю:
— Вася, как дела?
— Нормально, товарищ командир, все в порядке,— слышу в ответ.
«Тьфу, черт побери, сам себя перепугал!». Чувствую, как несказанная радость переполняет меня".
Следует указать, что сама станция прикрывалась четырьмя зенитными батареями да еще двумя на подходе к ней. Целое море зенитного огня! Гуляев трижды нырял в него. И не только остался жив, но и повредил немецкий эшелон. Об этой его снайперской атаке даже написала армейская газета "Советский сокол". Вырезку со статьей Гуляев потом долго с гордостью носил в своем летном планшете. А на груди - орден.
Во время операции "Багратион" 826-й штурмовой полк долбил противника на главных дорогах. В один из дней на штурмовку ведомым у командира первой эскадрильи капитана Попова в восьмой раз летел младший лейтенант Гуляев с воздушным стрелком, сержантом Василием Виниченко. Их целью была немецкая колонна на дороге Ловша-Полоцк. Но с воздуха они увидели, что на станции Оболь стоят под парами целых пять эшелонов. Сквозь зенитный огонь к ним прорвались лишь Попов и Гуляев, но ведущего тут же сбили над самой станцией. Самолет Гуляева сбросил бомбы и сумел вернуться, но это стало просто "боевым эпизодом": в этот день дивизия потеряла семь самолетов и четыре экипажа...
Весьма любопытный сюжет, связанный с операцией "Багратион", приводит газета "Советская Белоруссия"от 30 октября 2009 года. "...Местные ветераны поведали мне тогда интереснейшую историю, которая произошла на Бешенковичском аэродроме в конце июня 1944 года. После того как на этот аэродром сел полк штурмовиков Ил-2, его попытался атаковать многочисленный отряд фашистов, прорывающийся из окружения под Витебском. Наши летчики не растерялись, не сдрейфили и, лихо развернув свои штурмовики, заняли круговую оборону. Подставив под хвостовые части самолетов пустые бочки из-под топлива и таким образом приподняв Ил-2 для настильной стрельбы из бортовых пушек и пулеметов, они встретили врага шквальным огнем в упор. Большинство фрицев были уничтожены, а оставшиеся в живых просто разбежались по окрестным лесам. Но и там они не нашли спасения. Штурмовики поднялись в воздух и начали преследовать фашистов. Унесли ноги очень немногие.
Этот боевой эпизод показался очень интересным и я, сделав пометку в своей записной книжке, решил уточнить в архиве: кто же эти летчики-герои, заставившие так бесславно сыграть в ящик несколько сотен "истинных арийцев". Как оказалось, это были пилоты 826-го Витебского штурмового авиаполка, в списках 1-й эскадрильи которого и значился младший лейтенант Владимир Гуляев. Легендарный бой с фашистами произошел на Бешенковичском аэродроме 28 июня 1944 года. Наши ребята тогда так "перестарались", что буквально под ноль, до железки, израсходовали все имеющиеся боеприпасы. По этой причине вынуждены были даже "пропустить" один день войны: 29 июня 826-й полк не летал".
Интересно, что в воспоминаниях самого Гуляева этот эпизод отсутствует. Возможно, просто забылось: было много дел. Из наградного листа: "26.3.1945 г. летал на штурмовку автомашин противника в район Бальга. Произведя три захода на цель, он уничтожил три автомашины и создал один очаг пожара. От прямого попадания зенитного снаряда самолет его был поврежден, но благодаря отличной технике пилотирования он привел самолет на свой аэродром и благополучно произвел посадку".
А с 6 апреля целью Гуляева и его товарищей стал Кенигсберг. Не выдержав мощи ударов атакующих, крепость пала всего через три дня - 9 апреля. Именно летчикам 335 шад было доверено сбросить ультиматум коменданту Кенигсберга, генералу Отто Ляшу. В день взятия Кенигсберга за мужество, отвагу в двадцати успешных боевых вылетахв в небе Восточной Пруссии Владимир Гуляев был представлен к ко второму ордену Красного Знамени.
Надо и наддувчик сбросить, чего теперь догонять. Положив планшет на колено, стал сличать местность с проложенным на карте маршрутом. Все правильно. Скоро будет аэродром. На душе было радостно, хотелось петь. И я запел, хотя мой голос заглушал шум мотора".
В этот вылет ведомого из второй пары подбили "эрликоны", но самолет дотянул до аэродрома и ведущий его не бросил.
Но вспоминал Владимир Леонидович всегда не об этом.
"Когда меня, рядового летчика Великой Отечественной, спрашивают: «Что больше всего в жизни запомнил, Леонид Ладыгин? (это такой творческий прием - рассказ ведется от имени выдуманного персонажа - ред)», я с нескрываемой гордостью отвечаю: «Парад Победы, участником которого мне, девятнадцатилетнему лейтенанту, посчастливилось быть».
...24 июня 1945 года. Москва. Красная площадь, строгая и торжественная. Прямоугольники сводных батальонов всех фронтов замерли в четком парадном строю. Величаво бьют куранты часов на Спасской башне Кремля. И каждый новый удар отдается живым эхом в сердце каждого из участников этого всенародного торжества.
...И вот над брусчаткой Красной площади разнеслась команда:
— Смир-рно!
...В последний раз до этого великого события мне удалось побывать на Красной площади перед отправкой на фронт, 6 ноября 1943 года. В тот незабываемый предпраздничный вечер суровая столица провожала нас, группу молодых, еще необстрелянных летчиков-штурмовиков, кумачом флагов да еще салютом в честь воинов 1-го Украинского фронта, возвративших Родине к празднику 26-й годовщины Октября освобожденный от фашистов Киев".
Вертолет Ми-8Т был только-только принят на вооружение и в фильме, можно сказать, состоялась его первая презентация. А Гуляеву летать в фильмах больше не довелось. А жаль. Хотелось бы, чтобы память об этом актере была связана именно с авиацией.