С точки зрения беллетристики судьба Николая Евтушенко вполне могла бы стать основой для фильма или книги. Моряк Тихоокеанского флота, ставший десантником и погибший на плацдарме за Днепром, был веселым и добрым человеком. После войны его, зачисленного в пропавшие без вести, долго ждала невеста, а племянница всю жизнь вспоминала своего навсегда 19-летнего дядю с болью в душе. И как это часто бывает, гвардии рядовой Евтушенко вернулся к ним. Пусть и с опозданием в 70 лет.
После того, как краснофлотец Евтушенко сменил бескозырку на пилотку, ему довелось пройти вместе со своей 10 Гвардейской воздушно-десантной дивизией от боев под Старой Руссой до Днепра. В холодную днепровскую воду он вступил опытным бойцом, номером расчета 45-мм пушки 9 отдельного истребительно-противотанкового дивизиона.
Уже к рассвету 1 октября первый переправившийся полк и разведвзвод захватили северную окраину села Мишурин Рог Днепропетровской области, а в 6 часов утра немцы при поддержке танков контратаковали. Десантники отчаянно отбивали атаки, по 4-5 в день, продолжая принимать подкрепление с левого берега. К утру 3 октября под непрерывными артналетами вся дивизия переправилась на правый берег Днепра. Затем перетащили артиллерию.
Как вспоминал впоследствии командир 26-й стрелковой дивизии Павел Кузнецов, наиболее жестокие бои пришлись на середину октября.
"После короткой артподготовки фашисты бросили в атаку свыше 100 танков и самоходных орудий, из них около 30 тяжелых типа "тигр". За танками двигалось не менее полка пехоты. Вскоре несколько танков пересекли гребень и появились на его западных скатах, обращенных к Калужино. Пехота 30-го и 24-го гвардейских воздушно-десантных полков, занимавшая плато с тремя южными курганами, оказалась отрезанной от своих штабов.
Танки утюжили траншеи, засыпали их, давили пехоту и, сраженные огнем, замирали на месте. Густые столбы черного дыма потянулись в небо. Гребень клокотал от взрывов, захлебывался автоматным огнем. Все это происходило у нас на глазах, но мы не могли вести артиллерийский и минометный огонь с закрытых позиций: велик был риск поразить своих в этом слоеном пироге.
Выбить противника с плато можно было только мощной контратакой, но сил для этого мы не имели. Ничем не могли помочь и мои соседи.
…Вскоре противник предпринял новую атаку. Теперь его главный удар переместился на север, на Днепровокаменку, откуда я только что прибыл. Вновь загрохотало, и все плато заволоклось облаком разрывов, дыма и пыли. На этот раз противнику удалось смять передний край, очистить северную часть гребня с двумя курганами и выйти на перегиб, где начинался скат к Днепровокаменке. Несколько "тигров" прорвалось на окраину населенного пункта, и только заградительный огонь артиллерии, в том числе и гаубичных батарей, спешно выдвинутых на прямую наводку, вынудил их отойти обратно. Вражеская пехота, ослабленная большими потерями, особой активности не проявила, и поддержать прорыв своих танков не смогла. И все-таки над нами нависла страшная угроза. От мысли, что противник может сбросить нас с бугров, прорваться к плавням и сорвать замыслы нашего командования, сжималось сердце. Этого нельзя было допустить.
Вечером, попросив у Даниленко выслать в Днепровокаменку его резерв сто человек учебного батальона, я выехал вместе с Муфелем на НП Иванова. Надо было принимать срочные меры.
Гвардейская воздушно-десантная дивизия Иванова к концу дня оказалась в очень тяжелом положении. Почти вся ее пехота осталась на гребне, захваченном противником. Часть людей погибла там, часть продолжала бороться в небольших опорных пунктах вокруг курганов. Натиск сдерживался теперь артиллеристами, связистами, саперами и офицерами штабов. Передний край проходил по скатам гребня на непосредственных подступах к Калужино и Днепровокаменке.
Генерала Иванова мы с Муфелем застали в песчаном карьере на северной окраине Днепровокаменки. Он настолько был подавлен неуспехами, что я с трудом узнал его.
- Да, была дивизия, и нет ее,- произнес он задумчиво.
- Ну, положение у вас не такое уж плохое, пытаясь успокоить Иванова, сказал Муфель. Противник ведь не прорвался? А вашими артиллеристами мы просто восхищены не люди, а золото.
- Да и не только артиллеристы! - поддержал я своего командующего артиллерией. Прекрасно действовали стрелки и пулеметчики. За проявленную стойкость, мужество и отвагу передайте полкам мою благодарность.
- Спасибо! - сразу оживился Иванов. Действительно, люди сегодня были крепче стали. Благодарность я передам!".
За один день 14 октября было подбито столько же танков и уничтожено пехоты противника, сколько за предшествующих 13 дней боев. Но и обороняющие плацдарм полки потеряли 90% личного состава. Помощник начальника штаба 24-го воздушно-десантного полка Виктор Никифоровский приводит следующие данные: на 15 октября в 19-м полку осталось 505 человек, в 24-м - 159, в 30-м - 395. Итого в трех полках – 1059 бойцов, тогда как при выходе к Днепру численный состав приближался к штатным 2758 человек в полку.
Остался лежать в своем окопе и истребитель танков Евтушенко. Его останки поисковики ИПО "Поиск-Днепр" обнаружили только в 2011 году, в 3 километрах южнее с. Днепровокаменка. Сверху на нем лежали гильзы от немецкой противотанковой пушки Рак-40, а вместе с солдатом – его автомат ППШ, каска, противотанковые гранаты, фрагменты бинокля, инструменты, фрагменты амуниции, в том числе и трофейный немецкий ремень с затертой символикой. Но самое главное – хорошо сохранились бумажные документы. Среди них были сохранившиеся фрагменты красноармейской книжки, служебных записей и личных писем, в которых и удалось прочитать имя.
Одни письма были адресованы ему, другие писал сам Николай Евтушенко, но не успел отправить. Последнее письмо датировано 11 октября 1943 г. А тремя днями спустя, согласно Донесения о безвозвратных потерях, составленном в штабе 10 Гвардейской воздушно-десантной дивизии, гвардии рядовой Евтушенко Н. П. «пропал без вести в бою южнее деревни Днепровокаменка Верхнеднепровского района Днепропетровской области".
Тогда тела не смогли бы вынести с рубежа даже при желании, - позиции 9 Гвардейского отдельного истребительного противотанкового дивизиона были захвачены противником. Тяжелые танки утюжили нашу оборону и 45-мм пушки, бессильные против "Тигров". Вместе с Евтушенко на том поле остались лежать и его боевые товарищи... На участке поля боя размером 300х100метров поисковиками были подняты останки девятерых воинов. В нескольких метрах от Николая лежал солдат с прицелом от 45-мм орудия. В тридцати метрах от него, в направлении тыла, - боец с катушкой телефонного провода. У одного из найденных среди личных вещей было двое часов и инструменты для их ремонта, истлелая пачка советских денег наводила на мысль о зажиточности и бережливости. Еще один при жизни очень сильно хромал - одна берцовая кость была короче другой на 5-6 сантиметров, неправильно сросшийся перелом. Возможно это был повозочный, подвозивший снаряды, либо кто-то из хозяйственных служб дивизии. По воспоминаниям оставшихся в живых гвардейцев в те дни в бой бросили всех, включая писарей и поваров...
Точно установить имя удалось только в случае с Евтушенко. В ходе дальнейшего поиска был установлен адрес племянницы солдата - Аллы Ивановны Диденко, которая в 1943 г. была "Аллочкой", как в своих письмах ее называл Николай. Сейчас ей 77 лет. Ее имя, имена ее мамы и брата перечислял Николай в своих письмах. Ее отец Иван Васильевич, тоже воевал в действующей армии и Алла Ивановна хорошо помнит, что на него пришла похоронка и Мария сообщила об этом в письме Николаю на фронт. А тот пообещал отомстить за него. И как потом пришедший домой живым отец крепко ругал жену за то, что сообщила парню эту новость.
Со слов Аллы Ивановны именно ее дядя Коля придумал как назвать свою племянницу. "Когда его призвали в армию, я была еще девчонкой. Хорошо помню, как дядя Коля часто приносил гостинцы мне и моему младшему брату. Шутил с нами, называл меня "Аллочка-скакалочка". Очень любил свою сестру – Марию Прокофьевну, мою маму. А потом война... И долгие, долгие дни и месяцы ожидания. Ждали от Николая хоть какую-то весточку, но ее все не было и не было... Прошли годы. Мы с братом Павлом стали взрослыми, появились свои семьи. Родителей наших давно уже нет. Часто с болью в душе мы вспоминаем нашего дорого дядю Колю, какой он был весельчак и балагур. Ему же тогда было всего 19 лет, совсем мальчишка, вся жизнь впереди. Все думали, где он склонил голову, защищая Отчизну от лютого ворога? Узнав, что нашли его останки, меня охватили чувства, которые не выразить словами", - с глубокой грустью говорит Алла Ивановна. Еще она вспоминает о том, что у Николая была невеста Мария (Маруся). Где она жила Алла Ивановна не знает, но точно помнит, как после войны девушка приезжала к ним в гости. Все ждала Николая и надеялась на встречу со своим без вести пропавшим женихом.
Его останки упокоились в братском воинском захоронении в с. Днепровокаменка Верхнеднепровского района Днепропетровской области. Еще одна судьба, еще одна история. Еще один маленький шаг к окончанию той огромной войны.
