В январе 1942 года капитан-пограничник Михаил Наумов, после долгой дороги от карпатского Сколе, наконец-то нашел партизан. В Сумской области как раз вышел из подполья Червоный отряд, который до этого момента (по свидетельству Сидора Ковпака) боевые операции не проводил. Приказ №36 по отряду о зачислении Наумова и его спутника по выходу из окружения, сержанта Николая Баранникова, датирован 28 января 1942 г. Офицеру, ставшему теперь рядовым бойцом, выдали винтовку без мушки и поставили первую боевую задачу: дескать, покажи, на что ты способен, иди со всеми давить полицейский гарнизон. Всего через год и два месяца после этой вылазки Наумов уже носил золотые генеральские погоны и звезду Героя Советского Союза, а после войны занимал высокие должности. Но главной для него навсегда осталась его партизанская семья и рядовые бойцы, сведения о судьбах которых легли в основу обширного личного архива.
Благодаря этим документам уже в наше время удалось вернуть из "пропавших без вести" сотни фамилий. А благодаря сохранившейся уже в другом, партийном архиве, стенограммы закрытой беседы с сотрудниками Украинского филиала Института Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК КПСС мы имеем возможность узнать такие подробности "окруженческой" биографии генерала, которые никогда бы не попали в официальную биографию.
"Позорный плен"
Подобные беседы проводились со многими из тех, кто побывал в окружении и плену. И, несмотря на сугубо мирный их характер, переломали судьбы многих достойных людей. С Наумова же спрос был вдвойне, поскольку вокруг него, человека прямого, принципиального и не признававшего "общепризнанные" авторитеты, всегда находились "доброжелатели". По их инициативе ему и задавались вопросы о том, почему не застрелился и как смел посягнуть на святое, уничтожить партийный билет? Коротких ответов на них быть не могло, поэтому на машинописных страницах разворачивается обширное полотно лета и осени 1941 года. С промозглым холодом карпатских ночей, голодом, бешеными боями, отчаянием и силой воли, подавляющей обычный человеческий страх. А еще - с необходимостью принимать тяжелые решения, определившие, в итоге, всю судьбу офицера.
Отличие же состоит в том, какие выводы из текущей ситуации делал каждый из этих тысяч. В своем монологе генерал вспоминает, что "то мы решали постреляться, то решили, что не надо этого делать. Так мы сидели над Збручем и думали. В конце концов, мы решили так: мы будем продолжать путь на восток к своим войскам несмотря ни на какие трудности, но должны маскировать себя". Вопреки требованиям приказа №270 "Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия", Наумов и его спутники пришли к простому выводу: если убить себя, то никто и не узнает, чего стрелялся, как и где погиб. А ведь еще можно что-то сделать, повоевать, и жизнь человека гораздо ценнее винтовки, которую запрещено бросать.
Что же касается партбилета, то выбор тоже был: уничтожить документы или быть расстрелянным в случае поимки. Или того хуже – дать врагу возможность воспользоваться документами. За время пути от западной границы насмотрелись всякого, поэтому Наумов выбрал первое. А когда в селе Ивановка Новоушицкого района теперешней Хмельницкой области капитан и сержант Баранников угодили в руки местной украинской полиции, тоже предпочел не застрелиться, а дождаться удобного момента и бежать. Хотя эта неделя в плену навсегда легла темным пятном на его биографию.
"Дубина народной войны"
Попались совсем не героически, от изнеможения свалившись спать, не спросив об угрозе. И пистолет Наумов отдал без боя. А бежать удалось во время конвоирования "шпиона и диверсанта" в Каменец-Подольский. Полицаи остановились заночевать в Дунаевцах, в бывшем отделении милиции, а коварный пограничник дал 200 рублей и попросил купить самогону. Под утро, после долгих усилий узники расшатали петли двери и беспрепятственно вышли на улицу. Местность эту капитан знал, до войны служил в Могилев-Подольском погранотряде, а в Каменце проводил курсы офицеров-одногодичников. Поэтому дальше удалось пройти относительно спокойно.
Как говорится в выписке меморандума "Зондерштаба Р" в Киеве о командирах отрядов партизанских отрядов и соединений (хранимой Наумовым как забавный анекдот), "пользуясь попустительством в первые дни войны оккупационных властей и жандармерии".
В каком-то селе пограничники нашли газету "Правда", где была подвальная статья под заголовком "Дубина народной войны". В ней вспоминалась Отечественная война 1812 года и приводилась речь Сталина от 3 июля 1941 года, где он призывал народ на занятых территориях организовывать партизанские отряды. Так появился план, подкрепленный старыми служебными инструкциями. Ведь погранотряд в случае внезапного нападения должен был действовать в окружении и переходить к партизанской войне. Если не удастся перейти линию фронта, то эти инструкции и воззвание Сталина Наумов собирался выполнить. Линию фронта до января 1942 года перейти так и не удалось.
Через множество комбинаций и кучу помогавших людей, лютой зимой Наумов и Баранников, наконец, нашли партизан. В первой операции против полицейского отряда в селе Марчихина Буда более опытный по сравнению с новоиспеченными народными мстителями Наумов сначала уложил начальника полиции, а затем организовал зачистку по хатам. Сразу полегчало, ведь "главное - я убил врага, отнял у него оружие и с моральным удовлетворением возвратился с операции. И я почувствовал себя легко – наконец-то я чист перед Родиной". На следующую такую же вылазку капитан уже инструктировал коллег, а с третьей вернулся с новыми людьми, оружием для них, конями и даже немецкой пушкой, которую сменял в соседнем отряде на советскую.Со временем грамотный, деятельный и, главное, удачливый офицер возглавил единственное в своем роде кавалерийское соединение, прошагавшее (точнее, проскакавшее) 14 областей и почти девять тысяч километров.
Почти семь с половиной тысяч людей было поднято и вооружено волей Наумова. И эти люди уложили в украинскую землю около 12 тысяч солдат и офицеров противника, немногим меньше полной дивизии. Повсеместно в состав отрядов вливались военнопленные, освобожденные партизанами, и окруженцы, оставшиеся на оккупированной территории. Равняя всех по себе, Наумов сразу доверял офицерам должности командиров взводов, рот, отрядов, но с одним условием – в бой они ходили так же, как он, наравне со всеми. А для бывших полицаев и перебежчиков из вражеских частей действовало другое правило: свою новую жизнь они начинали рядовыми в самых горячих местах. Из дезертиров Армянского легиона Вермахта даже получился целый партизанский отряд им. Микояна.
Жар сердца
Право решать чужие судьбы Наумов приобрел не по приказу сверху, а по завоеванному им праву. Огромная ответственность, ежеминутные хлопоты о том, как сохранить и накормить людей и лошадей, где взять оружие и боеприпасы, амуницию, одежду и даже элементарные седла, как не потратить время зря и нанести урон противнику, превратили спокойного и сдержанного Михаила Ивановича в человека со взрывным характером. Известны случаи, когда отдельных бойцов расстреливали – перед строем или даже перед местным населением, в зависимости от тяжести содеянного. Но своего молодого (в 1943 году ему было всего 35 лет), всегда чисто выбритого и подтянутого командира партизаны называли Батей не просто так.
Он видел сложившего голову на Кировоградщине сержанта Баранникова, который когда-то подвел его в истории с пленом, но по которому он сильно горевал. Думал об убитом бандеровцами своем названном сыне, 16-летнем разведчике Васе Вертюченко, зимой сорок второго бежавшем со слезами за подводой: возьмите с собой, дяденьки. Вспоминал, как шел на прорыв из окружения длиннющий санитарный обоз, где стреляли и тяжелораненые, и врачи, и девчонки-медсестры. Слышал многоголосый хор своей главной, партизанской, семьи, за которую все так же переживал и поэтому не мог перед ней соврать. Все это привело к решению о запрете издания книги "Западный рейд" как "незрелой, политически вредной, дискредитирующей партизанское движение". Комиссия выдвинула требование об изъятии из библиотек и продажи тиража (что и было сделано) и об исключении из партии (что не было сделано).
Только после его смерти по распоряжению первого секретаря ЦК КПУ Владимира Щербицкого, когда повеял ветер перемен, в том числе, и во взглядах на историю: нужно писать как было, а не как "надо". А списки партизан пришлось дорабатывать уже детям и внукам партизанского командира. Благодаря собранной информации более 3,5 тысяч фамилий пополнили электронную базу данных общественной Книги Памяти Украины. Многие из них до наших дней официально числились пропавшими без вести. Но благодаря своему командиру, в конце концов, вернулись из небытия.
Дмитрий Заборин
